Арикава Садатеру. "Руку опусти!" – Тренировки с великими

Когда я тренировался в Айкикай, Арикава-сенсея боялись больше всего. Я не высказываю предположения, будто он был самым хорошим мастером. Такая мысль никогда в голову не приходила. Также я не утверждаю, что он был самым жестоким: встречались инструкторы, которые наносили травм не меньше, а то и больше. Скорее дело в том, что Арикава-сенсей был абсолютно непредсказуемым. Когда он приближался, вы не могли “считать” его настрой: хочет ли он твердо, но корректно показывать технику, или преднамеренно сломает вам сустав.
В общем, он входил в додзё, крайне небрежно кланялся в сторону токонома и начинал тренировку. Он демонстрировал технику 2-3 раза, бормотал то, что считал необходимым комментарием к приему, а потом брел в сторону, смотрел в окно, неспеша поплёвывая в сад Уесибы. Люди тренировались и делали всё возможное, чтобы остаться незамеченными. Они имели все основания для своего страха. В то время у Арикавы-сенсея был молодой ученик, милый и дружелюбный. Как-то после обеда мы переодевались, и я поинтересовался, как у него дела. “Не очень,” – ответил ученик Арикавы-сенсея. “у учителя простуда”. В это время он снял свою рубашку, и я увидел, что его грудь и спина были покрыты синяками от ударов.
На своем первом занятии под руководством Арикава-сенсея я стоял в паре с молодым японцем. Мы отрабатывали версию шихонаге. Взгляд Арикава-сенсея, лишенный всякого выражения и подобия интереса, остановился на нас. Я поднял руку, чтобы дать понять: мне нужна помощь. Мой напарник взмолился: “Пожалуйста. Опусти руку. Он же сейчас подойдёт и поможет. Ты этого не хочешь. Опусти руку, пожалуйста.” Слишком поздно. Он доплёлся до нас. Волосы взъерошены, недовольная улыбка застыла на губах. Я задал свой вопрос о шихонаге, а он в ответ схватил моего напарника и крепко приложил его о татами. Молодой человек (белый пояс) не знал, как защититься от этого броска. Упав, он лишился дыхания, а Арикава-сенсей продолжил выкручивать ему руку даже после того, как тот начал хлопать ладонью по татами и кричать от боли. Когда мой напарник встал, он держался второй рукой за локоть травмированной.
После этого Арикава-сенсей повернулся ко мне. Я схватил его изо всех сил. По ощущениям это было так, как если бы меня засосало внутрь огромного механизма: неотвратимо и очень мощно. Он бросил меня без малейших усилий, опасно нагрузив мое предплечье своим локтем. Но я был готов. Терри Добсон как-то сказал мне: “Когда дело касается Арикава-сенсея. Как только он коснется тебя – ты уже должен двигаться в том же направлении, что и он. Следуй за его взглядом. Потому что именно туда он собирается тебя привести. Даже если это подразумевает поворот на 270 градусов. Всегда делай верхнюю страховку. С нижней страховкой никогда нельзя быть уверенным, что он внезапно не решит дернуть тебя наверх уже тогда, когда ты почти достиг безопасного татами.”
Такое укеми не имеет отношения к “предвосхищению” техники, чтобы учитель круто выглядел. Если вы можете распознать намерение другого человека и оставляете за собой возоможность определить то, как вы падаете, – вы на первом этапе к осуществлению контр-приема. Особенно если наге полагает, что контролирует вас. Арикава-сенсей знал это. Полагаю, он ожидал, что сломает мне руку. Он снова бросил меня, но на этот раз в середине приема слегка сместился в попытке подбить меня бедром, чтобы нарушить мое равновесие в начале страховки. Я сохранял с ним зрительный контакт, моё тело продолжало закручиваться внутрь, поэтому этот подбив не оказал ожидаемого воздействия. Я снова улетел – и приземлился без травм. Встал для новой атаки, но сенсей коротко кивнул, отвернулся и пошел прочь. А напарник попросил: “Пожалуйста, больше не проси его о помощи”.
С тех пор Арикава-сенсей, кажется, начал относиться ко мне с одобрением. Каждый раз, когда я оказывался на его тренировке, он подходил и бросал меня или выполнял удержание, используя ту же технику, которую показывал для всей группы. Объяснения, которые он бормотал для меня, произносились столь мягким голосом, что я с трудом различал каждое пятое слово. Я с удивлением поймал себя на мысли, что он по–доброму объяснял мне то, что делает. Прилагал сознательные усилия для того, чтобы объяснить суть техник. И всё же я не терял бдительности. Понятия не имею, было ли это преднамеренное с его стороны воспитание постоянной готовности, или это необходимый навык в отношениях с человеком, в котором бурлят совершенно разные невообразимые импульсы. В любом случае, я ни разу не пострадал при ассистировании Арикава-сенсею. Потому что я всегда был готов к худшему. Хочу также подчеркнуть, что он никогда не делал сознательного выбора в пользу нанесения мне травмы во время удержания (ученик совершенно беспомощен в этот момент, и много ума для травмирования уке не требуется). Я не могу подобрать какое-то одно слово для описания наших с ним отношений. У каждого из учеников выстроились свои собственные, уникальные отношения с Арикава-сенсеем.  Многих он попросту игнорировал. Остальным в разной степени доставалось. В том числе его внимание. В нем было что-то непредсказуемое. В один момент он показывал технику, а в другой, внезапно, вы слышали жесткий удар человеческого тела о татами или панические хлопки ладонью. Вы оборачивались – и видели, как он скручивает чью-то руку, иногда вызывая этим у уке крик страха, а иногда – боли. Вы не могли предугадать, когда и почему это может случиться.
Как я уже описал ранее, Арикава-сенсей обладал чрезвычайной силой. Оказаться в его захвате было всё равно, что оказаться в тисках. С другой стороны, его входы от ударов были широко открытыми. Он топал/ковылял вперед с недовольным выражением лица, сбивал руку в сторону или уклонялся, хватал нападающего – и всё, уке снова попадал в жернова. Я утверждаю, что ему было напрочь чуждо чувство zanshin, как перед, так и после исполнения приема. Вопрос zanshin его попросту не волновал. Был ли он тёртый калач, или просто десятки лет проработал в контексте, где можно было не волноваться об ответных ударах или равноценных контр-приемах, он был достаточно беспечен в защите. Совершенно точно, он НЕ ПРОЯВЛЯЛ принципы меча в техниках айкидо. Потому что никто никогда не относится к потенциально вооруженным людям так, как относился Арикава-сенсей к своим уке.
Я искренне убежден, что фраза “совершение насилия” описывает его точку зрения на суть боевых искусств. Некоторые из тех, кто читают эту статью и знали его лично, возможно, не согласятся. Да будет так.  Я говорю о своем личном опыте и переживаниях. Я не говорю сейчас о сражении или поединке, хотя я уверен, он отлично дрался, когда был помоложе. Я говорю о насилии. О чистом намерении причинить вред другому человеку, часто неспособному этому воспротивиться. Такое случается в бою, но не реже случается при бытовом насилии, при виктимизации уязвимой, беспомощной, неготовой жертвы. Которая даже не подозревает о намерении другой стороны, пока это намерение не проявится. Как уже предполагалось ранее, возможно, он видел свою роль педагога в том, чтобы приучить людей к мысли, что насилие может случиться в любое мгновение, что адепт боевых искусств не должен ставить себя в положение жертвы. Однако его собственные недоработки в zanshin ставят мою теорию под сомнение. Честно говоря, я не знаю, что и думать.
Я отлично понимаю, что он мог быть добрым, особенно по отношению к тем, в ком он видел страсть к айкидо, к будо. На самом деле, с некоторыми иностранцами он установил такие отношения, на которые мало кто из японских шиханов себе позволяет тратить время. В журнале “Айкидо в Америке” Мэри Хейни, одна из первых не-японок, тренировавшихся в Айкикай, написала: “Больше всего поддержки я ощущала от Арикава-сенсея”. И всё же, мой личный опыт и наблюдения говорят, что он тренировался в насилии. Потенциальном или фактическом. И еще один интересный факт: широко известен случай, как Морихей Уэсиба в гневе покинул додзё с возгласом: “Это не моё айкидо!” после того, как увидел практику молодых учеников. При этом Терри Добсон вспоминает: Морихей Уэсиба с улыбкой наблюдал, как Арикава-сенсей преднамеренно нанес атеми в горло Добсону, превратив его в борящийся с позывами тошноты человекоподобный комок на татами. О-сенсей с улыбкой сказал: “продолжайте” и пошел дальше.
С учетом вышеизложенного, я полагаю, что Арикава-сенсей делил людей на потенциально способных к насилию, к адекватному восприятию насилия, и тех, кто не имел подобных дарований. Я верю, что завоевал его расположение благодаря упорным тренировкам и тому факту, что и во мне самом он увидел достаточно потенциала к насилию, чтобы заподозрить родственную душу. Много лет спустя после того, как я оставил тренировки айкидо, я стоял за ширмой часовни Мейдзи, готовый выйти на поле. Я присутствовал на Араки-рю эмбу. Арикава-сенсей прогуливался “backstage,” узнал меня и подошел с той своей редкой улыбкой, лучше всего описать которую могло бы слово “смущение”, если бы мы не говорили с вами об Арикаве-сенсее. Он поинтересовался причиной моего появления на эмбу. Учитель и другие ученики уже было приняли его за одного из эксцентричных зрителей, которые иногда бродят в окрестностях показательных выступлений. Тут он вдруг сжал кулак, выбросил его в начал наносить им удар в воздух и очень громко воскликнул: “Чтобы ты не собрался демонстрировать, побей их! Бей! Бей!”
– Ellis Amdur